Игра на выживание – 4 - Страница 18

– Когда я учился на юридическом, – прервал Николая Ивановича товарищ Ильин, – мы теорию Ломброзо о преступных типах изучали. По учебнику профессора Познышева. Он переиздавался у нас в середине двадцатых. Основная мысль, которая проводилась автором, заключалась в том, что глубочайшие корни преступности сокрыты в конституции преступника, которая создается и изменяется под влиянием, с одной стороны, окружающих личность внешних и, прежде всего, социальных условий, а с другой стороны, – того, что организм данного субъекта получил в наследство от предков.

– Так это очевидно, – заметил Николай Иванович, – наследственность, по крайней мере, наполовину определяет поведение человека. Остальное, как верно замечено, результат его социализации. А как это стыкуется с марксизмом? С теорией "чистого листа"? Странно, что в СССР такое вообще издавалось, а тем более изучалось.

– Помнится, – очередной раз блеснул памятью Ильин, – в предисловии издательство сделало оговорку. Что настоящее сочинение проф. Постышева, посвященное криминальной типологии, построено не на последовательно марксистском обосновании криминальной науки и не на объективно-материалистическом понимании психологии. И что редакция Ленгиза поэтому совершенно не разделяет убеждения автора.

– Еще бы она их разделяла! – улыбнулся Николай Иванович. – А иллюстрации в этом учебнике были?

– Были фотографии, достаточно много.

– Что и требовалось доказать. И наверняка многие ответственные работники нашли в этой фото галерее свои прототипы. Кто же такое терпеть будет?

– То есть вы считаете, что Ломброзо был прав? И что действительно о преступных наклонностях человека можно судить по его лицу?

– Этого я не говорил, – открестился Николай Иванович. – Нельзя судить о человеке только по одному критерию, пусть и достаточно важному. Наверняка среди индивидуумов с физиономиями висельников встречаются и прекрасные люди. А среди "ангелочков", соответственно, редкостное дерьмо. Правильнее разработать более широкий набор критериев. Для того и нужны нормальные тесты. Только вот ввести это дело в широкую практику будет весьма непросто. Сопротивление будет серьезным.

– Вы считаете, что внедрить тестирование руководящих работников нам не удастся? – прямо спросил Векшин после небольшой паузы.

– Может и удастся, но усилия придется приложить немалые, – Николай Иванович задумался, хотелось раскрутить "пятерку" на что-то конкретное. – Кстати, в психофизиологической лаборатории НПО "Агат" сейчас проходит испытания опытный образец отечественного полиграфа, сиречь детектора лжи. Насколько я знаю, с некоторыми добавлениями скопирован аппарат американца Леонарда Киллера. В Штатах этими игрушками уже не первый десяток лет развлекаются. По идее, при наличии опытного оператора, подобные машины могут отличать правдивые ответы на вопросы от сознательной лжи. Так вот… А не слабо Вам будет организовать периодические проверки на подобных аппаратах хотя бы верхушки истеблишмента нашей страны? Вопросы напрашиваются сами собой. Например, не работает ли уважаемый член Центрального Комитета на иностранную разведку? Не готовит ли уважаемый советский маршал со товарищи военный переворот? Не берет ли уважаемый хозяйственный работник взятки борзыми щенками в особо крупных размерах? Сумеете такое пробить и сделать обычной практикой?

Собеседники рассмеялись, чуть ли не хором. – Нас "на слабо" не возьмешь! – за всех ответил Векшин, отсмеявшись. – Если будет надо, то организуем. А действительно подобные машины невозможно обмануть?

– Говорят, что обмануть все же можно. Если, разумеется, человек подготовленный и нервы у него хорошие. Но вообще процедура проверке на полиграфе вещь полезная. Как и применение тестов вообще. При правильном подходе к этому делу, понятно. В противном случае тестирование может привести к чудовищным злоупотреблениям. Проблема классическая: кто будет проверять проверяльщиков? В общем, были неприятные прецеденты.

– А какие конкретно прецеденты? – заинтересовался Векшин.

– Например, – чуть подумав, начал Николай Иванович, – решили у нас там, в Российской Федерации, вместо обычных выпускных экзаменов ввести ЕГЭ – единый государственный экзамен. Как раз по тестовой системе, где нужно подходящие пункты выбирать. Якобы для большей объективности в определении реального уровня знаний. А еще якобы для борьбы с коррупцией. Действительно, на приемных комиссиях в вузах коррупция зашкаливала, а тут вроде как по сумме набранных на ЕГЭ можно было поступать в институты без экзаменов. Вузовские преподаватели ясное дело были против, они теряли привычную кормушку, но ЕГЭ все же был введен. В итоге коррупция только возросла, просто сместилась на другие уровни. А в вузы из самых коррумпированных регионов, вроде Северного Кавказа, хлынул поток абитуриентов с отличными баллами по результатам ЕГЭ, но в реальности не способных двух слов связать. То есть понятно, что сами по себе тесты отнюдь не панацея. Если ситуация в стране гнилая, то и хорошее дело легко в полное дерьмо превращается.

Кстати, когда подбирали людей в ваши команды, претендентов тестами мучили?

– Нет, – за всех ответил Ильин, – мы проходили въедливый медицинский осмотр, а потом многоступенчатое собеседование.

– Вот видите, вполне обошлись без тестирования, применив метод экспертной оценки. Наверняка собрали для этого лучших спецов. И результаты, если судить по газетам, получились неплохие. Проблема в том, что это срабатывает только в том случае, когда надо подобрать сравнительно небольшое количество людей для какого-то важного дела. Если же речь идет о массовом продукте, то такой метод не срабатывает, ибо на массу хороших специалистов не напасешься. Вот тут хорошо составленные тесты и владеющие методиками их применения специалисты-психологи будут совершенно незаменимы.